Flash-365

Группа иранских футбольных болельщиков, кричащих «Оле-оле-ола» в 9 утра ­– не тот будильник, который я выбрал по своей воле.

В Санкт-Петербурге начался Чемпионат мира по футболу. Мы с Y направляемся в фан-зону. Перед тем, как пропустить нас внутрь, они забрали ложку из сумки Y.

Мы останавливаемся у одного из прилавка, чтобы купить выпить. Y заказывает колу.

«А крышку?» – спрашивает она.

Мужчина за прилавком качает головой.

«Почему нет?»

«Террористы»

Мы движемся дальше, сливаясь с толпой болельщиков. Гиппопотамы парами ходят вдоль красных и синих ограждений, остерегая болельщиков от остальных улиц. Вокруг очень шумно. Настолько, что становится неприятно. То самое шумно, когда вместо «черт, как здесь громко», ты просто оглядываешься по сторонам, недоумевая «серьезно?!»

Y дергает меня за руку, пытаясь что-то сказать.

«Что?» – переспрашиваю я.

«Черт, как здесь громко!»

Я оглядываюсь по сторонам: «Серьезно?!»

Группа иранцев проходит слева:

«Оле-оле-ола», – говорят они нам.

Справа от нас внезапно появляется большая черная камера. Ее объектив настолько большой, что я могу видеть полное отражение своего лица. Массивная камера покоится на плече тролля. Он начинает кружить вокруг нас.

Огромная белая голубка внезапно спускается с неба. Она встает на землю. Ее глаза большие и черные, а рост почти как у Y. За запахом парфюма прячется вонь. В конце концов, голубки — это просто облагороженные голуби. Она принимается щебетать, тыча микрофоном в нос Y.

Она начинает быстро говорить по-русски, держа микрофон с фиолетовой мохнатой штукой на конце. Я не могу понять ее интонацию из-за шума. Голубка продолжает тыкать микрофоном в лицо Y, ее голова качается из стороны в сторону, камера не перестает отражать мое толстое красное лицо. Сегодня очень жаркий день.

«Нет, спасибо», – отвечает ей Y.

Левое крыло голубки непрерывно дергается, ее черный глаз становится влажным. Она приступает задавать Y множество вопросов.

«Как долго?» ­–  спрашивает она на русском.

Y хмурится: «Год»

Голубка начинает смеяться: «Самое время!»

«Нет!»

Я смотрю на Y: «Что, черт возьми, происходит?»

«Просто доверься мне, я тебя спасаю», ­– отвечает она.

Голубка подходит ближе:

«Давай! ­– говорит она на русском. ­– Давай, давай, давай!»

Y хватает меня за руку и уводит прочь. Голубка призывает следовать за ней, камера начинает догонять нас.

«Что она хотела?» Мы прорываемся сквозь кучку пьяных иранцев, подходя ближе к выходу.

«Она пыталась нас поженить!»

«Что?»

«Она уговаривала нас пожениться. У них есть все необходимые бумаги и место. Они хотели снять то, как мы женимся на чемпионате»

«Что? Как?»

Y ускоряет шаг, опережая меня: «Она не переставала меня уговаривать, уверяя, что нам нужно пожениться. Что мы достаточно взрослые, чтобы сделать это, что у них есть юрист и все такое. Это так странно, она не сдавалась!»

«Серьезно?»

Y кивает головой. На ее лице проскальзывает чья-то тень. Мы смотрим вверх. Голубка витает над нами по кругу:

«Давай, давай, давай»

«Серьезно?» – спрашиваю я.

Y хватает свою бутылку от колы и бросает вверх, прямо в голубку, но бутылка оказывается слишком легкой, поэтому ветер сдувает ее обратно. Она приземляется рядом, обрызгивая наши ноги.

Y пинает ее со всей силы: «Чертовы террористы»

Она хватает мою руку, и мы направляемся к выходу.